Публикации
Фотография
Он ехал и думал, что бы написать. Ночи становились прохладными, и он жался в подогретое сидение только что заведенного автомобиля. Было очевидно, что его новая фантазия (иначе и не назовешь) над ним издевается. Лето ушло, подарив ему напоследок (подобие «Бабьего лета» что ли?) волнение и даже смущение. И он никак не мог понять, то ли его обжигает само существование некоего реального персонажа, то ли это собственное воображение, разыгравшееся по чьей-то прихоти, не дает спокойно уснуть вот уже пятый день.
Можно в письменной форме предложить встречу. Только без глупых сюсюканий. Ты же уже взрослый. Уверенность, прямая, как взлетная полоса. Все поднимается… Эх, голова отключается почти ежеминутно. Встреча. Я все устрою, как надо. Будут и свечи, и изысканные напитки, и первое прикосновение…
Об этом прикосновении он думал с момента их письменного знакомства неоднократно. В общем-то, он и до знакомства об этом подумывал, но это было как-то неоригинально. Практически каждый, кто брал в руки модные журналы, думал о прикосновении именно к этим плечам, к этой коже, к этим волосам. В английском языке, когда точно знают, о чем говорят, используют артикль the. Он бы сейчас его с удовольствием использовал, если бы мог кому-то рассказать (да, еще и на английском) о своих желаниях.
Многие, безусловно, засмеяли бы эти головные (может, паховые) боли. В основном, потому что и сами примеряли себя на место того, кому дозволено прикоснуться к этим (the) плечам. Это было так же сладко в мечтах, как и бессмысленно при ближайшем рассмотрении. Она не просто звезда, она богата сама по себе, она никогда не брала чужого гроша, чтобы иметь возможность сказать навязчивому проходимцу «Пшел ты…» Даже не с восклицательным знаком, а безразлично, вежливо и почти нежно «Пшел ты…»
Она появлялась на обложках и во внутренностях многих, но все же избранных журналов, но ни в одном не переходила грань, за которой её друзья или родственники указали бы ей на излишнюю откровенность. Это не было скрытностью, это было, скорее, воспитанием, за которым ощущалась такая безграничная внутренняя свобода, что почти любой мужчина, даже с виду достойный, казался абсолютно ненужным приспособлением. Можно даже сказать, чужим каким-то орудием. Пугачем.
О такой женщине думал этот наглец, который сегодня целый день пытался исправить ошибки своего сменщика. Они тянули этот страховой бизнес вдвоем, компания не могла на них нарадоваться, хотя некоторые подозревали, что эта парочка таких разных по характеру, усердию и таланту агентов существует исключительно на балансе. Отпусти одного в свободное плавание, и он утонет моментально. Дай другому разбежаться, и он воспарит до небес. Вот и приходилось тянуть товарища. Это происходило как-то само собой. Сказано же было, дуэт находился в сбалансированном психологическом равновесии.
Сменщик с удовольствием бы подцепил такого клиента, как она. Хороший заказ, минимум хлопот, знакомство со звездой, которую можно и обуть… Простите, выставить на деньги… Извините еще раз, получить хороший процент за индивидуальное обслуживание. Но то ли есть совесть у руки дающего и распределяющего, и не могло провидение направить такую женщину в такие руки. То ли повезло, наконец, тому, кто своим усердием доказал пригодность к работе и коммуникации.
Первое прикосновение. Уже который день он не мог ни о чем думать, кроме него. Он не хотел даже растрачивать энергию первого физического контакта на деловое рукопожатие. Он бы отвертелся от этой процедуры, прихватив с собой папку с бумагами или какую-нибудь мелочь, от которой невозможно избавиться, когда кто-то тянет руку с тобой поздороваться. Он действительно думал об этом, потому что не хотел упустить при встрече ничего из того, что казалось ему важным.
Он смотрел на фотографии, где было приоткрыто, как будто, немного больше, чем на страницах журналов, и думал, думал, думал о том, до какой части тела ему хотелось бы прикоснуться прежде всего. В какой-то момент ему казалось, что он думает только об этом. Даже было непонятно, как же и когда же он работает. Но работа шла быстро. Он, как лошадь, которую ноги сами выводят к дому, на автомате проворачивал сделку за сделкой. Может, они были настолько четко отработаны за пятнадцать-то лет. А может, это было какое-то озарение или везение. Ему как-то показалось, что без этих непрерывных мыслей о физическом контакте, он, вообще, не сможет работать.
Больше всего ему хотелось, чтобы первое прикосновение состоялось на огромной постели. На такой грандиозной, что перемещаться по ней впору было бы ползком на четвереньках, чтобы хоть как-то приблизить край упругого, но мягкого и обволакивающего матраса. Не то чтобы он был выдающимся ловеласом. Порой, чтобы довести девушку до постели, казавшейся еще за пятнадцать минут до этого совсем близкой (да мы на ней уже сидим!), ему требовались немыслимые усилия. Покраснением ушей, чаще всего, было не ограничиться. И руки тряслись, и взлетная полоса не работала. Не давал диспетчер разрешения на взлет, и все.
Сейчас создавалось такое впечатление, что он уже не только взлетел, но и прошел верхние слои атмосферы, очутившись в космосе. Его тело было невесомым. Его не только не притягивало вниз, но невидимые миллионы лошадиных сил все продолжали беспрестанный подъем. Он засыпал в этом волнении, но все же засыпал. Только он один знает, чего ему это стоило. Он извивался под одеялом посреди ночи, потому что почему-то набегало. Он просыпался, волнуясь. В ванной он боролся с искушением только холодной водой, потому что время шло, а день как-то надо было начинать.
Их знакомство состоялось уже пять дней назад, но они еще не обмолвились ни единым словом. Иногда ему казалось, что он хозяин положения, и не сам выбрал стратегию «без звонков», чтобы не слышать голоса раньше времени. Тем более что она, как дитя цивилизации, могла общаться на любой волне (интернет, мейл, чат, ICQ, SMS, MMS, не говоря уже о факсе). А потом он задумался, может, это она ведет его, как безмозглую куклу? Он сам себе показался зомби, рефлексирующим на набор знаков, которые, как и дорожные, существуют только для одного — управлять движением. Куда он двигался и зачем, ему самому было непонятно.
Он четко знал, чего он хотел. Но что дало ему знания, что дало ему право хотеть именно этого, уже было не понять. Сначала было звонок от шефа (все через секретаря) с просьбой обслужить важного клиента. Он отнесся к этому рабочему моменту с каждодневной исполнительностью, потому что за последний год и не таких звезд подписывал на контракт. Потом пришли координаты клиента, среди которых значился мейл и телефон. Затем был звонок, недоступный абонент и, наконец, письмо. С просьбой изложить суть будущего дела.
Она ответила почти сразу, извинившись за недоступность. Телефон включался только в отведенные часы. Откуда ему было знать. Объектом был дом. Добротный, за миллионы. Одних фотографий для контракта должно было оказаться не меньше сотни. Попытались придумать время встречи. Обменялись расписаниями, причем одно исключало другое. И когда он уже готов был пойти на жертвы, она предложила прислать собственные фотографии, оставшиеся от старого контракта.
Писем было не так много, но обмен происходил стремительно, что говорило о мобильности (наверняка, интернет у неё был и в машине) и какой-то пойманной двумя одинокими душами волне. Иногда кажется, что общаешься с кем-то только ради того, чтобы потом поделиться этими зачастую ироничными воспоминаниями с единственным близким человеком. А иногда, наоборот, ощущаешь прибытие в твою судьбу той самой близкой души. Про неё другому не расскажешь. Ну, разве что одну-другую яркую подробность. Все равно не поймут.
Теперь уже было непонятно кто кого зацепил. Может быть, если напишешь вместо традиционного «Добрый день» нечто вроде «Я Вам звонил, и электронный голос снова сделал меня писателем. Интересно, как становились писателями, когда не было электронных голосов?», то мозаика судьбы совпадет точнее? А может, через провода и даже Bluetooth тоже передается какое-то количество флюидов. Они общались, и это было просто. Так бывает не всегда, особенно, когда не совпадает расписание.
Такое впечатление, что до того дня он, вообще, ничего и никого не хотел. Жил, работал, даже влюблялся. Он не был карьеристом, и мечты его были вполне прозаичными. Машина, квартира, удобства (это большой спектр), дача — о! Любовь тоже была не смертельной. То есть, и ему отказывали, бывало, и он отказывался, порой. Все, как у всех. Никаких патологий, и даже в поисках комплексов бывалому психологу пришлось бы поработать своей мозговой лопатой.
Сейчас он хотел её. У него сводило все тело от желания. Как в том дурацком анекдоте, где девушка могла произнести только слово «д-д-давайте…», потому что у неё сводило скулы от желания переспать с кем-нибудь. На той самой огромной постели из его мечтаний она лежала уткнувшись щекой в черную шелковую подушку, оставив открытой спину, но прикрыв легчайшим одеялом ноги и чуть ли не поясницу. Только прикоснись рукой к скользкому одеялу, и оно само, как микролифт дорогущего DVD плейера, как волна во время отлива, как туман во время рассвета, отступит, не оставив и следа от своего присутствия.
Но до одеяла еще необходимо дойти. Водопад светлых волос скатился с плеч, обнажив даже соскучившуюся по прикосновениям шею. Если поднести руку достаточно близко, то можно почувствовать тепло её тела. Твоей руке осталось проделать еще несколько миллиметров до её кожи, но и она тоже ощутила приближение разряда. Мурашки выстроились где-то над лопатками и ближе к шее, чтобы ринуться толпой к пояснице, когда его пальцы обнаглеют до прикосновения.
Первый сигнал о вторжении отдаст даже не бархатная кожа. Он еще будет думать, что не коснулся её, когда тончайшие волоски засекут его присутствие, замкнув между собой цепь нервных окончаний. Реакция будет настолько стремительной, что за доли секунды тело изогнется под топотом, щекотом и шепотом мурашкиных лап. Её мышцы сократятся, как от электрического тока. Может быть, несколько секунд, а может и несколько часов понадобится, чтобы этот ток довел её до вершины физической близости. Так вот, почему лысый говорил об электрификации, а рыжий схватился за РАО ЕЭС. Чертовы извращенцы!
Еще неделю назад он бы посчитал сумасшедшим любого, кто поделился бы с ним порочными мыслями об этой женщине. Но она открыла в нем эти желания так же легко, как хирург вскрывает нарыв. Такое впечатление, что энергия забила супервулканом в последнем извержении земли. И уже никому не интересно, что будет после этого взрыва, потому что дальше не будет ничего.
Ему нравилось с ней переписываться. Он как бы невзначай вворачивал в их деловую переписку парадоксальные размышления о простых вещах, и она не упустила ни одного из них. Она даже не отвечала, она зажигала звезды. Глупо считать, что ребенок — это ответ на любовь. Нет, это, скорее, последствия, результат. Вот и её фразы не были ответом, они были чем-то новым, изящным, построенном на примитивном, но логически прочном фундаменте его фантазий.
Когда она ему прислала фотографии своего дома, он ринулся их просматривать, как изголодавшийся по любимому журналу комиксов подросток. Но он не пролистывал их со скоростью счетной машинки. Что он, дурак что ли? Он смаковал каждую деталь, заглядывал за каждый угол этого жилого, очень обжитого пространства. И под кровать, и за дверь гардеробной (она была размером с его квартиру), и в чулан.
Когда он увидел ту самую фотографию, то сначала не мог понять, что именно его смущает. Или стилистика оказалась видоизмененной. Или фото не этой серии. Или аппарат другой. Или цветовая гамма. Все равно как в линейке «зебра, копыта, лошадь, рога, полосы, хвост, Африка» ты как-то сразу откидываешь «рога», потому что они здесь ни при чем. Так и эту фотографию хотелось откинуть, как черную рисинку в мешке белейшего продукта.
В этот момент его сердце заработало быстрее мозга. Неизвестно, где там вырабатывается этот хваленый адреналин, но голова еще соображала, что к чему, а кровообращение уже повысилось в разы, из-за чего он чуть не задохнулся. Он смотрел на неё, она смотрела на него. Он даже не понял сразу, чем эта фотография отличается от всех тех, что попадались ему на журнальных прилавках. Ему казалось, что его колотит от одного его взгляда. У других частей его тела было иное мнение на сей счет. Дело в том, что она была непривычно обнажена.
Когда способность мыслить к нему вернулась, то он попытаться понять, как именно это фото попало к нему в подборку. Оно явно было сделано в другое время и даже, кажется, другим фотоаппаратом (он же не профессионал в этом). Просмотрев все портфолио он больше не обнаружил ничего подобного, и даже был этим разочарован.
Что это? Ошибка? Провокация? Чья-то великолепная шутка? Как он оказался вовлечен в эту авантюру? Те несколько часов (а может, минут?), что он не находил слов, чтобы написать ей ответное письмо, показались ему длиннее мексиканского сериала. В этой тишине он отчетливо понял — она знает, что с ним сейчас происходит. Точнее, думает об этом. Он вчитался еще раз в письмо, прилагавшееся к архиву с фотографиями. Все правильно, все по-деловому, совсем немного человеческих мыслей, почти нет лирики. Только тогда он обратил внимание, что в конце письма она перешла на «ты». Просто и ненавязчиво: «Напиши мне сегодня».
Они должны были договориться о встрече на следующий день. Он думал о том, как это сделать, почти сутки. Его голова уже гудела от разряда, который он мысленно посылал кончиками своих пальцев к её нервным окончаниям. Он уже знал, какой аромат окружает её шею. Он был уверен в нежности её кожи, в чувствительности её спины. Он точно рассчитал, до какой линии он будет доходить в своих прикосновениях, чтобы она перестала себя контролировать от напора желания. Он чувствовал тот временной отрезок, после которого прикосновения перейдут в поглаживания, немного более упругие, чем та щекотка, что волновала её минуту назад. Ему было хорошо известно, где нужно провести рукой, чтобы отвлечь внимание. Этот маневр придуман, дабы сделать прикосновение губ невесомым и неожиданным.
Её тело было безупречным. Счастлив тот дизайнер, который работает над её профессиональными фотографиями. Минимум исправлений, максимум природы. Она была настолько изящная, что ему достаточно было мимолетного взгляда в собственное зеркало, чтобы ужаснуться тому, как он растолстел. Нет, это было не пузо — такое впечатление, что зеркало просто плющит. Никогда еще он не был так противен сам себе. Впрочем, через секунду он об этом уже забыл. Когда мечтаешь взлететь, разве приходят в голову физические уравнения или, не дай Бог, чертежи?
На фотографии он видел каждую границу её тайн. Он бы ни за что не стал врываться туда сломя голову, потому что он умеет ценить первое свидание, первое прикосновение, первое проникновение. Он знает, что самое легкое касание приводит к самому громкому крику. Он бы не смог сказать, где он этому научился. Такое впечатление, что он чувствовал это всю жизнь, как музыку, а сейчас, наконец, увидел инструмент, на котором можно было исполнить самую сладостную прелюдию своей души.
Он чуть не потерял управление автомобилем, и его даже чуть занесло на повороте, когда он в очередной раз мысленно взбежал по лестнице наслаждений почти до самого верха (этот путь он проделывал, наверное, уже пятисотый раз за день). К этой секунде она в его мечтаниях уже оставила позади целую дюжину вершин, восхождение на которые сопровождались и стонами, и шепотом, и молчаливо сжатыми губами, и даже укусом правого уха. Его уха, чьего же еще? Но на эту его вершину они все равно поднимались вместе. В этот момент она уже находилась не просто в его власти, а в капкане желания, из которого он бы её не выпустил никогда.
Влажная выгнутая спина. Её он крепко держал левой рукой. Чуть втянутая в плечи изящная шея. За неё он ухватился правой. Не слишком сильно, но ощутимо, что рядом не просто мужчина, а человек, который не даст тебе упасть, не бросит тебя на полпути. Ему можно только поверить в эту минуту и отпустить свои желания, для верности вцепившись ему ногтями в спину. Её тело для него вовсе не секрет, потому что он прикоснулся языком к каждому миллиметру её кожного покрова. Он был даже там, где, как она думала, быть нельзя.
Это только на бумаге кажется, что история долгая. Перед ним вся сцена, включая последующее валяние в изнеможении (там он снова массирует ей голову, прикасается к шее и дует на спину и чуть ниже, чтобы заменить бездушный кондиционер) , занимает несколько секунд. Этот круговорот заморочил его, испортил ритм жизни, подчинил. А что, казалось бы, стоило сделать вид, что никакой фотографии не было. Она бы все поняла. И если бы даже он возмутился её поведением, то она в любой момент признала бы, что этот кадр попал в архив совершенно случайно.
Она лежит на огромной постели, по которой впору передвигаться на четвереньках, он проводит рукой по её позвоночнику… Где же остановиться? Чем ближе к первому прикосновению (завтрашний день — день встречи практически наступил), тем сложнее представить умом, куда идти, куда садиться, как прожить вечность от того момента, когда он войдет в её дом и когда впервые прикоснется к ней, лежащей обнаженной на постели невероятных размеров и сделает её плоть счастливой, а свою плоть положит на алтарь любви.
Может быть, первая встреча должна остаться девственно невинной? Причем для обоих. Пусть будет только предвкушение прикосновения. Ведь такие встречи случаются не каждый день. Может, на всю жизнь и трех не наберется. Зачем что-то портить? К чему нелепость? К чему глупое волнение? Покраснение ушей? Потоотделение на лбу? И вообще… Может быть, я глуп и недостоин даже её волоска? А что если эта фотография чистая случайность? Господи, сколько вопросов! Кто послал мне это испытание? Разве я плохо работал? Может, оказавшись рядом с ней я уже больше никогда не испытаю счастья, потому что это будут лучшие часы моей жизни? А что тогда делать дальше? Любить богиню, которую не могли сделать счастливой даже самые сильные мира? Где взять силы? Где взять деньги? Где?!
Последний вопрос, скорее, больше относился к географии, потому что он уже припарковался и, стоя перед подъездом, не мог найти ключи с чипом от домофона. Прямо на дороге пищала собака, как будто её переехали автомобилем. Он бы даже подумал, что это он по неосторожности придавил псину, но дело было в другом. Это была собачья свадьба, закончившаяся болезненной сцепкой. Черненькая и беленькая собаченции, не знали толком, что делать, блуждая по двору и пища на разные лады. Остальные бегали вокруг, ожидая продолжения банкета, может, на близлежащей помойке.
Глядя на морды склеенных страстью собак, нельзя было понять, есть ли в головах этих дворняг понимание о том, что нужно вот так вот постоять, и все само пройдет. Они просто раскорячились посреди дороги, ожидая своей судьбы. В этот момент даже подумалось, что неплохо было бы, если б каждый акт физического соития заканчивался так болезненно. Может, подумал бы лишний раз. Чай, не собака. Впрочем, при взгляде в зеркало в собственной прихожей, был обнаружен взгляд не многим осмысленнее собачьего.
«Напиши мне»… Нет, никакие отговорки не пройдут. Фотография — не случайность. Она ждет ответа. Немедленного, решительного, романтичного, мужского, страстного, нежного. Все, как я хотел всю свою поганую жизнь, сотканную из собственных детских удовольствий. Кино, игры, спорт, женщины, которых больше не встречал, машины, карточки, рестораны, одинокая постель и отжимание вместо… завтрака и утреннего секса. Так что?
«Знаешь, что, — напечатал он, тупо глядя на экран. — Я не смогу сегодня прийти на встречу. Что-то плохо себя чувствую. Наверное, переработал, растратил иммунитет и простудился. Постараюсь прислать сменщика. Он толковый».
Он дошел до постели и погрузился в непредсказуемый сон.
Все материалы раздела «Рассказы»
