Биография

Воспоминания Сергея Преображенского. Глава 11

Хутор Калмык

Следующим этапом нашей жизни оказался переезд на новое место. Отец был назначен заместителем директора лесничества на хутор со странным названием – Калмык. Лесничество небольшое, но самостоятельное. Именно здесь отец получил свободу и возможности для селекционной работы по рассаживанию новых площадей лесных культур. В лесничестве был большой питомник, где отец мог работать и творить. Начальником лесничества был Николай Александрович Носов. Был он женат, была у них дочь Нина, примерно моего возраста.

Преображенские и Носовы дружили. Вхож был в эту компанию и бухгалтер лесничества с женой. Вот и весь высший свет этого хуторского поселения.

Отец в это время оканчивал свой заочный воронежский институт. Однажды поехал на сессию, оставив Симу, меня и новорожденную Неонилу – Нилу – Нилочку. Была у нас в то время домработница, или как её назвать по-другому, друг дома Мариша. Несчастный одинокий человек, нашедший у нас приют и свою семью.

Какие расчеты с Маришей были, не знаю, но с Симой они были самые закадычные друзья. Коротали вечера вместе. Мариша рассказывала про свою несчастную любовь, и обе они любили пофилософствовать на эти темы.

Как Мариша попала к нам, мне неизвестно, но она всегда была полноправным членом нашей семьи. Подсмеивались, шутили над ней, но любили и уважали.

Оставшись одни, Сима с Маришей стали устраивать себе увеселительные поездки в соседнее село в кино. Расстояние 7-8 километров. Лучше всего на лошади, а то возвращаться время позднее, по лесу идти страшновато.

Решили запрячь Рыжика. А он вот уже какую неделю пасся на лугу словно дикий мустанг. На ночь придет в конюшню, переночует, а с утра опять на луг, на свободу. Лоснится весь и играет от избытка сил.

Легко сказать запрячь, а как его поймать?

Набрав в торбочку лошадиного лакомства – овса, ласково подзывая, подкрадываются к лошади. Тот тянется к приманке: сунет нос в торбу и ест. Захватить себя за гриву не дает – сразу отскакивает в сторону. Заманивают к воротам, во двор. Но едва он доходит до ворот, как вдруг лихо поворачивается и, взбрыкнув, уносится на луг. Все начинается сначала. Съеденный овес восполняется в торбу, и вновь приманивание. На какой-то по счету раз эта игра надоедает Рыжику. Он сдается, заходит во двор и становится в оглобли. Негодяй прекрасно знает, чего от него хотят. Если был бы отец, то никаких игр и порций овса не было бы. По первому зову пришел бы как миленький. А с бабами любил поиграть, да и лишнюю порцию овса был не прочь получить.

Стоит спокойно, шельмец, пока его запрягают. Потом одна садится в телегу, разбирает вожжи, вторая распахивает ворота. По своей дурной привычке Рыжик пулей выскакивает со двора и выносится на дорогу. Пока его остановишь, целый километр останется позади. Открывавшая ворота, запыхавшись, догоняет с трудом сдерживаемую лошадь.

Со временем мама с Маришей стали умнее. Усядутся в телеге, а процедуру открывания ворот поручали мне. Тогда пулей неслись в ту деревню, где демонстрировалось кино.

Но и там Рыжик не раз откалывал номера непослушания, чувствуя, что управы над ним нет. То отвяжется от привязи и придет домой, а спустя несколько часов появятся любительницы кино. Пробирались со страхом через ночной лес. Как только у них хватало смелости на такие походы. Представить себе только: две молодые женщины пробираются по извилистой дороге через сказочно дремучий лес. Отовсюду слышны различные звуки, вспархивают неожиданно с дороги птицы, завывает филин, истошным голосом воет выпь. В голову лезут всякие рассказы про застигнутых ночью в лесу путников, про проделки волков, про прятавшихся в лесных чащобах бандитов и различных преступников. Просто удивляться приходится такому бесстрашию.

Придут домой, поставят самовар и, попивая чай, с удовольствием переживают и вспоминают те страхи, которые им только что пришлось пережить. Ну, кажется, все, в последний раз. Больше калачом не заманишь в это кино. Но приходит воскресенье и страхи забыты, ушли в прошлое. Подруги вновь начинают приманивать Рыжика – собираются в кино!

Отец приехал из Воронежа после сдачи очередной сессии. Дома радость! Но для меня еще большая радость – он привез подержанный велосипед. До сих пор это диво видели только на картинках. К сожалению, велосипед был основательно неисправен, и попытки взрослых научиться кататься на нем привели его в полную негодность.

Много радостного связано с нашим пребыванием на хуторе Калмык. Рядом удивительно по красоте и богатстве рыбой озеро под названием Голое. Почему голое? Может, потому, что не было болотистых берегов, кругом твердый берег, местами песок. А уж рыбы было в нем – просто диву давались! Зимой наезжали рыбаки с неводами. Добычу увозили на двух-трех санях.

Товарищей у меня не было, лишь Нинка Носова иногда принимала участие в совместных играх. Но её больше тянуло к куклам, а меня к лошадям, собакам.

Как-то отец привез из Борисоглебска пару голубей. Едва мы их выпустили, как мгновенно налетел сокол и голубки не стало. Остался один голубь типа красного турмана.

Отец вновь привез голубку, и опять её не стало, лишь её выпустили на простор. Откуда только налетал сокол, уму непостижимо. Он угонял обоих, но возвращался только голубь.

Купили голубку в третий раз, и эту постигла та же участь. Больше отец не предпринимал попыток завести голубей. Он хоть и вырос в семье, где голубиная охота занимала немалое место во времяпрепровождении мужской половины, но по-настоящему азартным охотником так и не стал. Не в отца он пошел и не в своего брата Мишу.

Так наш голубь постепенно одичал и присоединился к стае сизаков, благополучно плодя ублюдков.

Наконец наступила пора пойти в школу. Для меня это было дело непростое. Исполнилось семь лет, а ближайшая школа была в селе в пяти километрах от нашего хутора. Как всякий первоклашка, я с нетерпением ждал этого знаменательного дня. Наконец, он наступил. Отец запряг Рыжика, и мы мигом домчались до моей школы.

Учительница первая моя была старушка добрая и милая. Ни одного не то что грубого, но просто громкого слова мы от нее никогда не слышали. С каким восторгом рисовали мы палочки, крючочки, нолики. Всем хотелось заслужить одобрение учительницы. Как бы сложилась в дальнейшем моя судьба, будь моими учителями всегда такие, как первая! Посещение школы становилось праздником для меня. Ложась спать, я не мог дождаться утра: скорее бы бежать в школу!

Дети, учившиеся со мной, были все из этой же деревни, знали друг друга давно, их родители между собой дружили. В общем, я не помню ни одного конфликта, которыми так богаты взаимоотношения детей в классе какой-нибудь городской школы. Я не помню, чтобы кто-нибудь из моих товарищей беспричинно заплакал, или подрался бы. Эта школа была светлым пятном в безоблачной жизни моего детства.

Но в нашу семью вошли и другие события. В деревнях стала проводиться коллективизация: объединение в колхозы. Сколько слез и горя принесло это мероприятие. После войны, после победы Революции разделили землю на всех. Все примерно получили поровну. Но, как и следовало ожидать, одни стали до умопомрачения трудиться, загоняя себя и своих ближних, другие – благополучно почивать, живя впроголодь и плодясь от избытка свободного времени. Ждать пришлось немного. Одни обзавелись прочным хозяйством, другие голодными алчными глазами стали поглядывать на их достаток. В памяти были еще те радостные мгновения, когда растаскивали, разрушали имения, тащили все, что попало, сжигали то, что не удалось унести.

И вот зажиточных объявили кулаками. Голытьба и пьянь с разрешения и благословения сверху пошла рушить их хозяйства – раскулачивать!

Наш великий писатель М.Шолохов ярко и красочно описал процесс раскулачивания в своей незабвенной "Поднятой целине". Когда мразь, вроде деда Щукаря, пользовалась покровительством и поблажками вышестоящих и старалась урвать себе кусок от этой операции разгрома чужого хозяйства. Сколько было тогда несправедливости, подлости, бесчеловечности, хамства и бесцеремонности! Подлецы получили простор для своих действий.

Отец оказался прозорливым политиком. Он чутьем предугадал направление, по которому пойдет коллективизация и сопровождающее её раскулачивание. Имевшихся у нас нескольких овечек он благополучно зарезал. Шкуры отдал выделать. И он, и я еще много лет щеголяли в полушубках, сшитых из шкур наших романовских овец. Тогда не было проблем с дубленками. Каждый крестьянин и крестьянка, каждый мальчишка и девчонка зимой ходили в овчинных полушубках и другой одежды не принимали. Валенки и полушубок.

Спустя некоторое время отец продал и своего любимца Рыжика в какое-то соседнее лесничество. Благо, слава о нем шла хорошая, и продал он его не без выгоды. Оставлять лошадь в своем хозяйстве было нельзя, тогда мы могли перейти в разряд, близкий к кулакам.

Но и то не спасло. Группа активистов из числа работников лесничества, взяв на себя добровольную миссию наведения порядка и равенства среди работников лесопункта, стала шнырять по домам, описывая имущество и изымая излишества.

Пришли к нам. Отца не было. Излазили все погребы и подвалы. А у нас кроме коровы Зорьки ничего не было. А семья-то: отец, мать, Мариша, я и Неонила.

Одна из комиссии, уходя, презрительно бросила: "Что же вы ничего нажить не смогли, телегенция!" Мама до самой смерти не могла забыть этой фразы.

А что делалось в деревнях! Недаром молодые парни и мужики, способные и не забывшие еще, как обращаться с оружием, брались за него. Леса наполнились такими беглецами, беженцами из наших и других мест. Образовывались банды, во главе которых становились бывшие офицеры. Дело начиналось серьезное. В ответ на это появилась статья Сталина "Головокружение от успехов", где критиковались перегибы с вовлечением в колхозы, с проведением раскулачивания.

На многие популярные раньше обычаи тогда был наложен запрет: ковали кувалдами строительства нового общества что-то новое, неведомое. Мне запомнился Новый год в Калмыке. Родители решили устроить праздник по обычаю, заведенному Петром Первым, с елкой, подарками, игрушками – как сами привыкли встречать этот праздник: радостно, с надеждами на новое счастье. Мне было всё непонятно, ибо подобного я не видел никогда. Это было в 1929 году.

Завесили плотно окна, чтобы никто не подсмотрел. Отец притащил небольшую елку. Установил её невдалеке от моей кровати. Я лег спать, ничего не подозревая. Просыпаюсь наутро – о Боже! Стоит зеленая елка, вся украшенная игрушками (самодельными), на ветках висят пряники, конфеты. Оказывается, отец уже давно запасся такими невиданными прелестями. Я хожу возле елки, завороженный невиданным зрелищем.

В то время моя новая сестра Неонила была несмышленышем и в торжестве принимать участие не могла. Все было мое! Мне нравилось, ложась спать, уже в темноте протягивать руку к висящим лакомствам, срывать их и с наслаждением хрумкать. Ни отец, ни мать не лишали меня этого удовольствия.

Но однажды, проснувшись утром, я к своему неутешному горю не обнаружил ни елки, ни волшебных лакомств. В целях конспирации родители все разобрали, тщательно замаскировав следы. Избави бог, увидит кто-нибудь: донос, и отец может загреметь на Соловки. Тогда эти прекрасные северные острова стали местом ссылки всех виновных и большей частью невиновных.

На самом деле слали раскулаченных и прочих арестованных в Сибирь, за Урал, а мы всё тогда понимали как на Соловки. Но, конечно, такого количества арестованных никакие Соловки не могли вместить.

Это был мой первый праздник. Очевидно, поэтому нет праздника для меня дороже, чем Новый год. Поэтому я наслаждаюсь зрелищем того, как мои дети, а теперь внуки украшают елку, а потом с наслаждением таскают оттуда лакомства.

Наметился наш новый переезд к новому месту работы отца. Стали собирать свой нехитрый скарб. Случилось так, что Мариша не пожелала ехать на новое место. Её позвали наши знакомые, дальние её родственники, и она уехала к ним. Бедная женщина никогда не имела своего угла, хотя мечтала о нем. Её и приглашали-то как бесплатную рабочую силу. Никто и не думал, что ей за труд надо платить! Живет, кушает, спит – так за что же платить?

Лишь у нас она была подругой матери, а не домработницей, как везде. Кстати, жизнь её продлилась на новом месте недолго. Поначалу она плакала и жалела, что уехала от матери, собиралась вернуться. Да всё откладывала и откладывала. Однажды поцарапала при мойке пола себе ногу и скоропостижно умерла от заражения крови.

Следующая глава →

Все материалы раздела «Родные и близкие»